Когда У Сань-гуй был правителем Юньнани, он поддерживал контакты с Далай-ламой V, посылал в Лхасу чай, делал пожертвования {125} храмам и просил молиться за него. Цинский двор знал об этих контактах и не одобрял их. Когда У Сань-гуй восстал, Далай-лама V отправил Кан-си письмо, в котором писал: «Я испугался, когда узнал, что У Сань-гуй восстал... Если У Сань-гуй покорится, прошу пощадить его. Если он станет упорствовать в том, что он делает, то было бы желательно уступить ему территорию и заключить с ним мир» ^а Hanzhang, 1994, р. 163]. Стало ясно, что симпатии Лхасы были на стороне У Сань-гуя. Более того, тибетские войска заняли в Юньнани два небольших города, при этом Далай-лама ссылался на то, что ранее это были тибетские города, которые управлялись людьми Кармапа, и он просто вернул их назад. Цинские власти предложили Лхасе принять участие в подавлении мятежа У Сань-гуя. Тибетцы ответили, что люди у них голодают, лошади отощали и они не могут ввести войска в соседнюю с Тибетом китайскую провинцию. Далай-лама в письме к Кан-си ссылался и на тяжелый климат в Китае: «Всегда существовали отношения религиозного покровительства между маньчжурскими императорами и далай-ламами. Ваш отец, император Шунь-чжи, был особенно добр и милостив ко мне в то время, когда я посетил Китай, и я всегда молюсь за мир и процветание Вашей страны. Однако я думаю, что тибетские солдаты окажутся небоеспособными в Китае, так как они не смогут сражаться в вашем климате. Монголы - хорошие бойцы, но их трудно держать под контролем, и Вы приобретете больше забот, чем пользы. И монголы, и тибетцы непривычны к жаре и легко могут заболеть оспой, которая сейчас распространена в Китае. Поэтому я думаю, что для Вас было бы от них мало помощи, и чувствую, что было бы неразумно посылать их в Китай» [Shakabpa, 1967, р. 120-121]. Это был вежливый отказ. Кан-си мог только просить, но не мог приказать Далай-ламе, независимому правителю самостоятельного государства. Тибет «находился не только за пределами имперского управления, но, пожалуй, даже за пределами маньчжурских интересов» [Мартынов, 1978, с. 155]. Цинский двор и не мог прибегнуть к силе - этому мешали монгольские дела.

Огромный монгольский (монголоязычный) мир раскинулся от Байкала до Кукунора и от границ Западной Маньчжурии до казахских степей. Восточные монголы активно участвовали в создании Маньчжурского государства, а затем государства и династии Цин. Ойраты-хошуты сыграли огромную роль в укреплении власти школы Гэлугпа и далай-ламы. К этому времени монголоязычный мир стал буддийским, восприняв тибетское направление буддизма {126} школы Гэлугпа, и далай-лама, естественно, был его первосвященником.

Цинский двор, хотя и строил свои взаимоотношения с внешним миром, воспринимая тысячелетние традиции китайской монархии, одновременно ощущал себя и наследником династии Юань, предполагая тем самым установление своего контроля над всем мон-голоязычным миром. К середине XVII в. Халха в основном управлялась тремя ханами - Дзасакту, Тушету и Цеценом. Владения Дзасакту-хана были на западе в районе Хангая, Тушету-хана- в Центральной Монголии по берегам р. Тола, Цецен-хана - в